Когда Дениза возвратилась к себе в отдел, г-жа Орели как раз поручала Маргарите закончить подсчет последних кип товара. Оставалось еще проверить описи, и, чтобы заняться этим, заведующая, в поисках тишины, удалилась в зал образчиков, уведя с собой и Денизу.
— Пойдемте, мы с вами сличим списки. А потом вы займетесь подсчетом.
Она оставила двери открытыми, чтобы наблюдать за девицами, и в зал врывался такой оглушительный шум, что они даже не слышали друг друга. Это была просторная четырехугольная комната, где стояли лишь стулья да три длинных стола. В углу помещались большие механические ножи для резки образчиков. На образчики уходили целые кипы материй — за год рассылалось больше чем на шестьдесят тысяч франков различных тканей, изрезанных на узкие лоскуточки. С утра до вечера ножи, шелестя словно косы, кромсали шелк, шерсть, полотно. Затем надо было подобрать лоскуты и наклеить или вшить их в тетради. Между окнами помещался тут и небольшой печатный станок для изготовления этикеток.
— Да тише же, наконец! — кричала время от времени г-жа Орели, не слыша Денизу, которая вслух читала опись товаров.
Когда сверка первых листов была закончена, заведующая ушла, а девушка погрузилась в подсчет итогов. Однако г-жа Орели почти тотчас же вернулась вместе с мадмуазель де Фонтенай, в которой отдел приданого больше не нуждался. Она тоже займется подсчетом, время так дорого. Но появление маркизы, как ее злобно величала Клара, взволновало весь отдел. Послышались смешки, все стали подтрунивать над Жозефом, из дверей долетали озорные выкрики.
— Не отодвигайтесь, вы нисколько меня не стесняете, — промолвила Дениза, охваченная глубокой жалостью. — Одной чернильницы хватит на нас обеих.
Мадмуазель де Фонтенай, отупевшая от невзгод, не нашла даже слова благодарности. Она, должно быть, пила: худое лицо ее отливало свинцовой бледностью, и только руки, белые и тонкие, еще говорили об ее аристократическом происхождении.
Между тем смех внезапно умолк, — слышен был лишь размеренный шорох возобновившейся работы: появился Мурэ, снова решивший обойти отделы. Он остановился, ища глазами Денизу и удивляясь, что не видит ее. Хозяин знаком подозвал г-жу Орели, отвел ее в сторону и тихо заговорил с ней. Должно быть, он спрашивал ее о чем-то. Она указала глазами на зал образчиков, потом стала что-то шептать ему. Очевидно, она сообщила, что девушка утром плакала.
— Прекрасно, — громко воскликнул Мурэ. — Покажите-ка описи.
— Пожалуйте сюда, — сказала заведующая. — Мы укрылись в этот зал от шума.
Он последовал за ней в соседнюю комнату. Клара отлично поняла их маневр: она прошептала, что самое лучшее сейчас же послать за кроватью. Но Маргарита принялась усиленно подбрасывать ей одежду, чтобы занять ее и заткнуть ей рот. Ведь Дениза — такой хороший товарищ! Ее личные дела никого не касаются. Отдел становился соучастником: продавщицы задвигались живее, Ломм и Жозеф делали вид, будто ничего не слышали, и еще ниже склонились над ведомостями. А инспектор Жув, заметив маневры г-жи Орели, принялся расхаживать перед дверьми отдела образчиков размеренным шагом часового, стоящего на страже забав своего начальника.
— Покажите господину Мурэ описи, — сказала заведующая, входя в зал.
Дениза подала бумаги и села, глядя в сторону. Когда Мурэ вошел, она слегка вздрогнула, но тотчас же овладела собой и была теперь спокойна, только чуть побледнела. Мурэ углубился в изучение описей, не взглянув на нее. Все молчали. Тут г-жа Орели подошла к мадмуазель де Фонтенай, даже не повернувшей при появлении хозяина головы, и сделала вид, что недовольна ее работой. Она сказала вполголоса:
— Ступайте, помогите-ка лучше укладывать товар. Вы мало привычны к цифрам.
Та поднялась и вернулась в отдел, где ее встретили перешептыванием. Жозеф был так смущен насмешливыми взглядами приказчиц, что стал писать вкривь и вкось. Клара, хоть и обрадованная появлением помощницы, все же то и дело грубо наскакивала на нее: она прониклась к этой девушке ненавистью, которую питала ко всем женщинам, работавшим в магазине. Ну не глупо ли — быть маркизой и вскружить голову простому рабочему? Клара завидовала этой любви.
— Очень хорошо, очень хорошо, — повторял Мурэ, делая вид, что читает описи.
Между тем г-жа Орели ломала себе голову, как бы и ей удалиться, не нарушая приличий. Она топталась на месте, рассматривая механические ножи и беснуясь, что муж ничего не придумает, чтобы вызвать ее; впрочем, он никогда не годился ни для чего серьезного и мог умереть от жажды, сидя у пруда. У одной Маргариты хватило смекалки обратиться к ней за указанием.
— Иду, — отозвалась заведующая.
И с полным достоинством обеспечив себя предлогом в глазах зорко следивших за нею девиц, она, наконец, оставила сведенных ее стараниями Мурэ и Денизу и вышла величественным шагом, с таким благородством на челе, что продавщицы даже не посмели улыбнуться.
Мурэ не спеша положил листки на стол и взглянул на Денизу, продолжавшую сидеть с пером в руке. Она не отвела глаз, но стала еще бледнее.
— Вы придете вечером? — спросил он вполголоса.
— Нет, я не могу, — ответила она, — к дяде должны прийти мои братья, и я обещала обедать с ними.
— Но как же ваша нога? Вы ходите с таким трудом.
— Как-нибудь доберусь. Мне теперь гораздо лучше.
Выслушав ее спокойный отказ, Мурэ тоже побледнел. Губы у него слегка подергивались от волнения. Однако он сдержался и принял обычный вид благожелательного хозяина, который просто интересуется здоровьем своей служащей.